Продолжение...

 Глава II
             Крещение Байкалом
Сразу же после Новосибирска температура в вагоне и вне него стала неуклонно падать вниз. Выходить на перрон в шортах и майке с тапочками становилось не только не комфортно, но и дико для окружающих, многие из которых уже были одеты в теплые зимние курки. Пришлось и нам начать доставать тёплые вещи, закрывать окна и кутаться в одеяла по ночам. Последние часы в поезде прошли в каком-то судорожно-дёрганном состоянии. Женька и Саня пытались сконцентрироваться, насколько это им позволяло количество пивно-водочной продукции в их ослабленных дальней дорогой организмах. Остальные ребята тоже заметно нервничали.

Тем не менее, высадились мы достаточно быстро и организованно, хотя общее количество рюкзаков и мешочков не только не уменьшилось за четыре дня переезда, но и, казалось, даже увеличилось. И (о счастье!) в Иркутске нас уже ждали. Не прошла даром моя долгая переписка по “аське”. Едва последний рюкзак слетел на перрон, к нам подошла молоденькая девушка.  „Вы из Литвы? Автобус вас ждёт!“, - эти слова для меня прозвучали сладко, как мёд. Ведь именно я был ответственным за организацию внутренних переездов и планирования предстоящих маршрутов. И начало обнадёживало! 

Настоящей удачей стало и наше знакомство с водителем Славой. Мой тёзка помог сорганизовать нам все намеченные заранее перемещения по Байкалу, свёл с нужными людьми, ни разу не подвёл нас и, при этом не навязывал своего мнения, понимая с полуслова, что нам нужно. 

Поездка на остров Ольхон заняла около пяти часов. Наверное, стоит рассказать, почему было принято решение первым делом рвануть именно туда. Этот остров, расположенный в центральной части Байкала, достигает в длину 73 километров и делит озеро на собственно сам Байкал и на так называемое Малое Море – что-то вроде широкого неглубокого залива. С материковой частью остров соединяет пролив Ольхонские ворота, через который летом регулярно курсирует паром, ну а зимой прямо по льду машины и люди прокладывают трассу напрямик. Ольхон является частью Бурятской автономной области, центром которой  служит посёлок Еланцы. Столицей же самого Ольхона  является самый большой посёлок на острове - Хужир. Эти края овеяны множеством легенд и преданий, здесь находятся множество археологических памятников. Люди здесь жили уже 13 тысяч лет назад. По одной из легенд остров посещал сам Чингиз-хан. Недаром  буряты считают весь Ольхон целиком священным местом. В их вере удивительным образом переплелись шаманизм, буддизм и советский атеизм. Такое место нельзя было не посетить и все мы позже ни чуть не разочаровались в принятом заранее решении. 

Ну а наш автобусик тем временем бодро летел вперёд. За окнами иркутские безликие окраины сменились широкой и бескрайней усть-ордынской степью. Вдали уже начали виднеться отроги Прибайкальского хребта, как вдруг с неба повалил мокрый снег. Наша компания начала нервно переглядываться и сдавленно хихикать. Лишь уверенный в себе водитель Слава, не моргнув глазом, заметил: “Погода на Ольхоне может меняться по несколько раз в сутки”.  Почему-то это замечание никого особо не успокоило, но, как бы в подтверждение этих слов, из облаков неожиданно выглянуло солнце. Как бы желая подбодрить нас, Слава врубил свой DVD-проигрыватель, предварительно поинтересовавшись, как мы относимся к шансону. Возражающих не оказалось, а под блатные песни Новикова, “Лесоповала” и прочих братков-музыкантов общее настроение внезапно начало меняться в положительную сторону.  Суровый степной пейзаж, не балующий глаз разнообразием, внезапно сменился холмистой возвышенностью, впрочем, тоже практически лишённый какой-либо растительности выше пояса. Я залюбовался раскрывшейся внезапно картине – петляющая между высоких холмов и теряющаяся где-то вдали дорога, лежащие чуть ниже три солёных озера и гордо реющие над всем этим коршуны.

Ещё в степи, сразу за границей бурятской области мы остановились в небольшом поселке на обед. Здесь рядом  друг с другом расположились несколько закусочных, огороженных высокими новыми заборами.  Вся наша компания с огромным удовольствием отведала национальной бурятской кухни: огромных пельменей на манер мантов с местным экзотическим названием  - позы. Соответственно и заведение, готовящее их, в Бурятии называется “позная“. Не знаю, как в остальных подобных учреждений общепита, но с тем, куда мы попали, нам,  несомненно, повезло. Судя по меню на клочке бумаги, вариаций на тему поз здесь было невероятное количество – позы с майонезом, позы с кетчупом, позы с кетчупом и майонезом, а также полная и половина порции. Потрясённые подобным разнообразием, мы долго определялись с выбором блюда. Каждый смог подобрать что-либо в соответствии своему изысканному вкусу. Как бы не выглядели скептично мои комментарии, но сыты остались все. 

По мере приближения к вожделённому Байкалу дорога всё более ухудшалась. Хороший асфальт сменило продырявленное насквозь  решето старой дороги, которое чуть позже преобразилось в полную ухабов гравийку. 

Вдруг среди разломов скал и рваных туч блеснула широкая водная гладь. Байкал! Мы гурьбой вывалились из микрушки со смешанным чувством гордости за оставленный позади путь и легкого трепета перед лицом неопределённого будущего. Что нас ждало в этом суровом, но таком красивом краю?!? Внизу виднелся небольшой посёлок. Там вот-вот должен был отплыть паром на Ольхон. Слава, видя наше явное опоздание на него, позвонил куда надо и попросил потянуть с отплытием.  Вообще наш водитель был родом с Ольхона. Здесь погиб его отец, здесь же жила его мать. Сам Слава уже давно перебрался в Иркутск, но постоянно приезжал сюда то с туристами, то просто так – навестить родные пенаты. Не удивительно, что здесь его знала почти каждая собака. Мы с удивлением узнали, что у Славы через два дня свадьба. Что сказать - деловитый парень!

В общем-то, сложно описывать ту безудержную радость, охватившую нашу компанию подле парома. Мы, как дети, носились, словно угорелые, по пристани и берегу, полной грудью вдыхая холодный сибирский воздух и, не снимая ботинок, плескались в ледяной прибрежной воде. Ни суровый пустынный пейзаж, ни пронзительный ветер, ни загаженные  туалеты, ни редкие удивлённые попутчики не могли унять нашего счастья первой встречи с Байкалом. 

Через полчаса после переправы на пароме „Дорожник” мы очутились наконец-то в Хужире. Вечерело, ветер крепчал, погода потихоньку портилась. Всё же почти единогласно было решено разбить палаточный лагерь за посёлком подле Малого Моря. Как мы потом жалели об этом решении! Я попросил Славу завести нас туда, где обычно ставят палатки приезжие туристы. Он выехал за территорию Хужира и остановился возле неширокого поля. Дальше его микроавтобус проехать не мог. Нашей компании впервые пришлось взвалить на себя такие страшные для многих из нас рюкзаки, взять в руки огромное количество мешочков со всякой всячиной и пройтись пару сотен метров до видневшегося невдалеке леска. Здесь мы разбили наш первый и, наверное, самый непутёвый лагерь.

 Действительно, хуже места для стоянки группы в 12 человек трудно было себе представить. Многообещающий издали  лесок оказался практически полностью вырубленным многочисленными туристами, гостившими здесь до нас.  Найти дрова на покрытой пнями и многочисленным мусором территории составило большого труда. Выручили шишки, которых здесь ещё пока хватало. До озера и, соответственно, до запасов воды надо было идти добрых метров 500. В этом редком лесочке не было возможности укрыться ни для естественных нужд, ни от, всё более усиливающегося, холодного, пронизывающего до костей ветра. Теперь я с уверенностью могу заявить – если вам доведётся побывать на Ольхоне, постарайтесь избежать стоянки  в этом, напоминающим свалку, гиблом месте! Но на тот момент нам не казалось всё таким уж плохим. Кое-как мы поставили палатки, разожгли костёр, из оставленного кем-то полиэтилена соорудили навесы от ветра. Вместе с Керой и Гядасом я пошёл к берегу озера за питьевой водой. По пути, обойдя несколько грязных луж и песчаных дюн, мы вышли к Байкалу. Ветер поднял не шуточные волны, которые вполне можно было бы сравнить с морскими. Пришлось воспользоваться рыбацкой лодкой, лежащей в нескольких метрах от берега. Подтянув её край к самой кромке воды, нам удалось, почти не замочив свою одежду, набрать весь необходимый к ужину запас воды. После чего мы постарались вернуть лодку на прежнее место. Лишь на другой день мы узнали, что за нами в это время пристально наблюдали из видневшегося на пригорке посёлка.

Первый ужин на острове прошёл почти весело. Настроение портили лишь завывания ветра, расстраивающаяся гитара и собачий холод, который ни как нельзя было унять остатками некогда обильных запасов белорусской водки. В ход пошли даже литовские бренди и настойки. Скорее всего, именно хмель и помог мне забыться тяжёлым сном в эту ночь, которые многие из нас не забудут всю свою оставшуюся жизнь. Очень красочно описал впечатления от этого ночлега Женька. Не могу не передать его слова: “Первая ночь, шторм, мокро, разрывающий палатку ветер, твердый острый снег крупинками бивший в лицо мелким градом, частичная потеря ориентации в темноте на новом месте. Озноб начался практически сразу. Мёрзлая дрожь била по всему телу, не обращая внимания на одетые две майки с коротким рукавом, теплую зимнюю тельняшку, летнюю рубашка, шерстяной свитер, куртку-ветровку и наглухо застегнутый руками в перчатках спальный мешок. Так в перчатках и пытался уснуть, стуча зубами и мыслями - куда я ехал, что я забыл здесь, какого черта и лишь бы выжить, лишь бы суметь вернуться домой здоровым и живым...”

          
Я то же не раз просыпался в эту ночь, стараясь подтянуть под себя коченеющие ноги, натягивал на лицо свитер с капюшоном от куртки, оставляя снаружи лишь нос, который тоже постоянно отмерзал. Казалось, этот ветер сквозил даже у меня во внутренностях.

           Более не желая обманывать самого себя в своей дрёме, я выполз из палатки в  утреннем полумраке. Костёр безнадёжно потух, а мысли в моей промёрзшей голове застыли в виде вопроса: “Как бы согреться?” Единственной правильным решением в тот момент мне показалось идти побыстрей в Хужир.  Я нуждался не только в горячем чае, но и в перчатках с тёплой шапкой. Все мои товарищи не подавали никаких признаков жизни, кроме храпа в различных вариациях.

           
Как только я поднялся на пригорок, произошло чудо. Из-за гор и облаков в небе выглянуло солнце. В его лучах и от быстрой ходьбы тело моё начало согреваться. Внезапно  я поменял своё решение идти в посёлок. Мне самому трудно сказать почему, но я развернулся и пошёл в сторону Малого Моря. Откуда в моей очумелой от ветра и холода голове появилась идея посетить именно сейчас скалу Шаманку сказать трудно. Ведь Шаманка или мыс Бурхан – это самое знаменитое и необыкновенное место на Ольхоне. Ещё при подготовке к нашему путешествию я многое читал и про проводившиеся на ней таинственные культовые жертвоприношения, и про хозяина острова Угутэ-нойону, который по легендам обитает в пещере мыса, и о суеверном страхе коренных местных жителей к этому месту.  Так что за сила потянула меня замёрзшего и не выспавшегося к этой скале так внезапно? Мистика! А чем объяснить тот факт, что по дороге туда я подобрал и всунул в футляр фотоаппарата перо чайки, которое чуть позже весьма пригодилось мне? Да и вообще, зачем я пошёл туда один, не разбудив ни кого из своих товарищей? Напрашивается ответ, а ля, “да ты парень просто больной на голову”, но сам я, конечно, иного мнения. 

Поднявшись вдоль небольшого оврага на пригорок, я увидел большой плакат на железной основе, из которой следовало, что мыс Бурхан - святое место и простым смертным вход на скалу строго запрещён. Как сами понимаете, меня это не остановило. 

Ещё несколько шагов и передо мной открылся вид сказочно красивой скалы состоящей из двух остроконечных белокаменных вершин поросших ядовито красными лишайниками, соединенных с Ольхоном узким перешейком. Я знал, что где-то там скрыта пещера и решил, несмотря на лёгкую дрожь в коленях, непременно найти её. На пути к скале я увидел несколько деревьев, сплошь покрытых многочисленными разноцветными полосками материй. С каждым шагом приближающим меня к Шаманке увеличивал во мне какой-то внутренний трепет. На душе стало очень не уютно, и я решил задобрить местных духов, вывернув все свои карманы. Мелкие деньги и спички ушли в воду, а я продолжил путь уже более уверенным шагом. С близи оказалось, что скалы полностью исчерчены множеством самых разных надписей и рисунков. Среди прочего я увидел даже свастику и иероглифы. И вот, оказавшись на перемычке между двух пиков, я увидел тропинку, ведущую вниз и исчезающую в небольшом черном отверстии с внешней стороны скалы. Легендарная пещера было передо мной. 

Пока не совсем понимая, что происходит, я  очутился внутри продолговатой узкой внутренней полости пещеры. На камнях вдоль стенок лежало множество всякой всячины, начиная от сигарет и кончая крупными денежными купюрами. И тут до меня дошло, что я просто обязан тоже что-то здесь оставить, какой-то дар, а то иначе.… Но, как назло, все, что у меня было, я уже вывалил на перешейке. Всё, кроме своего фотоаппарата.  И тут-то я вспомнил про недавно подобранное белоснежное перо. Лучшего подношения главному духу Ольхона белоголовому орлу трудно было придумать. Лишь только перо было опущено рядом с прочими подношениями, я внезапно заметил в дальнем углу пещеры темный проём. Ведомый какой-то странной силой я всунул в него свою голову. Какого же было моё удивление, когда где-то высоко вверху я увидел узкую полоску синего неба.  Уже чуть позже я вспомнил про легенду о том, что раньше шаманы часто пользовались сквозной пещерой во время своих обрядов, то неожиданно исчезая на глазах изумлённой толпы, то, появляясь с противоположной стороны скалы. Но какая же это легенда, если я сам убедился в наличии этого сквозного прохода. Так возможно и легенда о захоронении на Шаманке самого Чингиз-хана не такой уж вымысел.

Назад я летел окрылённый этим незабываемым приключением. Почему-то мне казалось, что я всё сделал как надо и остров не считает нас более непрошенными гостями.

Эта ночь и утро стали своеобразным ипытанием, крещением нашей компании Байкалом. И хотя многие из нас встали больными и измученными, мы не повернули назад, не сдались непогоде и своим слабостям. Наше путешествие по Байкалу только начиналось.